М. РОСТРОПОВИЧ (27 марта 1927- 27 апреля 2007)
«ПОКА ЛЮДИ ОТНОСЯТСЯ К УХОДУ ВЕЛИКИХ МУЗЫКАНТОВ КАК К ЛИЧНОМУ ГОРЮ, КУЛЬТУРА В РОССИИ НЕ УМРЁТ».
В памяти каждого человека хранится история из детства, которая во многом определила его судьбу. У меня дома есть маленькая серая записная книжечка, на обложке которой печатными буквами детским почерком написано «Автографы». На пожелтевшей от времени страничке – стремительным росчерком автограф Мстислава Ростроповича и дата: 10 февраля 1971 года. Этот незабываемый для меня концерт состоялся в Обнинске в Доме культуры ФЭИ.
В те годы Ростроповичу не давали играть в больших концертных залах, и его слушали в российской глубинке и в маленьких городах. Для слушателей это было хорошо, а для великого музыканта невозможность играть на большой сцене оборачивалась трагедией. До вынужденного отъезда из страны оставалось три года.
Снежный февраль, далёкое детство… Лень каждый день заниматься музыкой, как тяжёлая повинность – высиживать до конца концерты классической музыки. Такое можно вынести только с яблоком в зубах или с конфетой за щекой.
Мы с мамой пришли на концерт. Зал переполнен, чувствуется, что публика ждёт чего-то необычного. На сцену выходит Ростропович. Шквал аплодисментов и внезапная тишина: по залу растекается тёплый, красивый виолончельный звук. Я слушала, не шелохнувшись, весь концерт и детским умом поняла, что подобного никогда не слышала.
После концерта мы зашли в артистическую, где Мстислав Леопольдович оживлённо разговаривал с людьми, пришедшими поблагодарить его за игру. Среди взрослых я была единственным ребенком. Ростропович повернулся ко мне, и я с радостью выпалила, что учусь в музыкальной школе. Он пожелал мне успехов, расписался в блокнотике и пожал руку. Выйдя из артистической, я внимательно посмотрела на свою руку, которая после рукопожатия гения внезапно в моих глазах обрела некую ценность. Автограф в блокноте можно сохранить, но как сохранить прикосновение, оставшееся на ладони? И тогда я решила – не мыть руку хотя бы сутки. Сделать это было довольно нетрудно, так как родители мои, натуры творческие, никогда не делали культа из мытья рук.
Внезапно я почувствовала на себе чей-то взгляд – это был наш учитель математики, который тоже пришёл на концерт. Сердце у меня ушло в пятки: математика завтра первым уроком, а сделать домашнее задание я не успевала, но почувствовала, что он меня обязательно спросит. В те годы не выучить урок было делом немыслимым. Утром, надев бережно на руку варежку, заплетая ногу за ногу, я пошла в школу. Пётр Иванович (математик), зайдя в класс, склонился над журналом и, выдержав артистическую паузу, медленно произнёс: «Еремеева, прошу ваше домашнее задание». Я встала и с чувством собственного достоинства ответила, что была вечером на концерте и урока не выучила. Класс замер: не выучить математику из-за концерта было делом невиданным. Я очень надеялась на сочувствие математика, ведь вчера в зале мы были «людьми одной крови». Пётр Иванович, добрейшей души человек, двойку мне не поставил, а только пожалел, что я слишком много времени уделяю музыке и маловато занимаюсь математикой. Видимо, музыка Ростроповича оставила не меньшую отметину в сердце учителя, чем прикосновение музыканта к моей руке.
На этом моя история не закончилась. В тот день после школы мне нужно было идти в бассейн, куда я обычно с радостью ходила. Если вода из крана смоет гениальное рукопожатие, то хлорка не оставит от него и следа. Пришлось в бассейн не ходить. Не помню, сколько дней я не прикасалась к воде, но вышла из этой ситуации хоть и с грязными руками, но с повзрослевшей душой. Прошли годы, я стала музыкантом, и вся эта история осталась милым семейным преданием.
В тот день, когда ушёл из жизни Ростропович, в первой музыкальной школе вечером должен был состояться концерт. Мне нужно было на нём выступать. Все музыканты от мала до велика волнуются перед выходом на сцену. Это неотъемлемая часть нашей профессии. Я стала думать о Ростроповиче, о той утрате, какой является уход большого музыканта из жизни. Всю нашу музыкальную культуру можно представить в виде пирамиды. Каждый занимает в ней своё место согласно тем данным, которые ему отпущены природой, и на этом месте должен по возможности честно выполнять свой музыкантский долг. А соло на вершине удаётся лишь немногим, и Ростропович был в их числе. Последние годы Ростропович жил, как музыкант и гражданин мира, и никогда не держал зла на свою страну. Его игра принадлежала всем, а умирать приехал на свою родину.
Вечером мне позвонила подруга из Мюнхена. В Мюнхене Ростроповича очень любили, и осенью он должен был там дирижировать концертами. На стене концертного зала повесили его портрет и афиши, и люди несут и несут цветы. «Ира», — сказала я ей в телефонную трубку, — у нас сплошные утраты в культуре. Уходят большие личности, и уровень падает». А мне в ответ: «Не бойся, у вас… (и тут же поправилась) у нас в России уровень культуры очень высокий и он ещё долго будет высоким, пока люди к уходу великих музыкантов и актёров относятся как к личному горю».
Лилия Еремеева
